Такое небо!
Из окна посмотришь
черными глазами,
и выест их голубизна
и переполнит небесами.
Те самые бесстрашные черные глаза, не раз заглянувшие в лицо смерти, строки, пронзающие сердца суровым духом сражений, неповторимость стихотворного слога и абсолютно нелепая смерть – таким запомнили советского поэта Семена Гудзенко братья по фронту, товарищи по перу и поклонники его творчества. Даже сегодня от его стихотворений веет свежим ароматом войны, ведь только поэт-фронтовик мог так искренне, жестко и ярко писать о боевых подвигах советских солдат:
Она ему ошибки и грехи,
все мелкие обиды и провинности
прощает за правдивые стихи.
И у меня есть тоже неизменная,
на карту не внесенная, одна,
суровая моя и откровенная,
далекая провинция – Война…
А началось всё в далеком 1922 году, когда в пятый день весны в киевской семье инженера и учительницы родился сын… Будучи школьником, посещал литературную студию Дворца пионеров.В 1939 уже юный талантливый поэт Семён Гудзенко переехал в Москву и поступил в Институт философии, литературы и истории. Однако начало Второй Мировой Войны прервало высшее образование поэта, и 17-летним парнем он в качестве добровольца очутился в самой гуще кровавых событий. Семён Гудзенко словно заранее знал, что ему суждено пройти школу жизни не на лекциях столичного института, а в ходе одной из самых жестоких войн человечества, которой посвящена большая часть его творческого наследия. «Мудрость приходит к человеку с плечами, натертыми винтовочным ремнем, с ногами, сбитыми в походах, с обмороженными руками, с обветренным лицом…» – писал он ещё до ухода на фронт.В 1942 году, будучи воином мотострелковой бригады особого назначения, Семён Гудзенко получил серьезное ранение в живот. «Упал. Больше всего боялся раны в живот. Пусть бы в руку, ногу, плечо…», - написал поэт дрожащей рукой в военных записках, которые были впервые опубликованы уже после его смерти. «У него пушкинское ранение», – сравнивали Семёна товарищи по перу с великим поэтом. Но гордый парень был не из тех, кто оступается от Родины и братьев по духу из-за пробитого пулей тела – лишь немного окрепнув, фронтовой поэт отправился в качестве журналиста «Комсомольской правды» на стойки разрушенного, но уже освобожденного от фашистов Сталинграда. Там он был удостоен первой военной награды – медали «За трудовую доблесть», которая, однако, не поставила точку в череде подвигов поэта-фронтовика. Работа в редакции газеты «Суворовский спуск» 3-его украинского фронта принесла Семёну Гудзенко не только новые поездки по военным дорогам Карпат и Венгрии, но и очередную награду – орден Красной Звезды. Даже после окончания страшной войны, он был готов в любую минуту снова броситься под пули во имя Родины:
Но если снова воевать…
Таков уже закон:
пускай меня пошлют опять
в стрелковый батальон.
Эта война запомнилась Семёну не только потерей близких друзей, бесчеловечностью жестоких сражений и ежеминутным рисом смерти. Именно на фронте под пером молодого поэта рождались бессмертные строки, пропитанные запахом крови и духом верности, трагизмом войны и романтикой советского героизма:
Снег минами изрыт вокруг
и почернел от пыли минной.
Разрыв – и умирает друг.
И, значит, смерть проходит мимо.
Многие по сей день записывают Семена Гудзенко в плеяду поэтов-невозвращенцев, гениальные произведения которых были опубликованы лишь посмертно. Вопреки этому мнению, Семену Гудзенко посчастливилось прочитать свои стихотворения не только в 7 личных сборниках, опубликованных в послевоенные годы, но и в антологиях по соседству с произведениями так и не вернувшихся с фронта поэтов Когана, Майорова, Кульчицкого, Уткина, Копштейна, Турочкина и многих других… именно этим поэтам Гудзенко посвятил свои строки:
Ну, а кто не вернется? Кому долюбить не придется?
Ну, а кто в сорок первом первою пулей сражен?
Зарыдает ровесница, мать на пороге забьется,-
у погодков моих ни стихов, ни покоя, ни жен.
В 1947 году в одном из деревушек под Киевом ученики местной школы организовали Сад Поэтов и музей «Строка, оборванная пулей» в честь фронтовых писателей. Деревом Семена Гудзенко в этом саду стал каштан – дерево благородное, красивое и по-хорошему упрямое.Умер Семён Гудзенко умер от старых ран, как и предрекал в своих стихах:
Мы не от старости умрем,-
от старых ран умрем.
Так разливай по кружкам ром,
трофейный рыжий ром!
Последствия контузии, полученной на фронте, медленно убивали его. По воспоминаниям Евгения Долматовского, последние месяцы жизни поэта — это «новый подвиг, который по праву можно поставить рядом с подвигом Николая Островского, Алексея Маресьева: прикованный к постели поэт, точно знающий о том, что недуг его смертелен, продолжал оставаться романтиком, солдатом и строителем…Последние стихотворения Семена Гудзенко были им продиктованы, потому что писать сам он уже не мог…» Владимир Высоцкий, играя Семена в спектакле «Павшие и живые» на Таганке, считал это огромной честью, а Евгений Евтушенко писал о Гудзенко: «Он был, пожалуй, самым красивым поэтом, которого я видел в живых: чернобровый, с брызжущими жизнью карими глазами. Не верилось, что такой человек может вот-вот умереть.» Однако, рано или поздно, люди уходят. Ушёл и поэт-фронтовик, стихи которого, прочитанные лишь однажды, навсегда остаются в сердце кровоточащей болью о погибших солдатах и жестокости войны. Только память о Семене Гудзенко будет жить столько, сколько наши соотечественники будут чтить и помнить героизм солдатов, положивших жизни за родину…
Из окна посмотришь
черными глазами,
и выест их голубизна
и переполнит небесами.
Те самые бесстрашные черные глаза, не раз заглянувшие в лицо смерти, строки, пронзающие сердца суровым духом сражений, неповторимость стихотворного слога и абсолютно нелепая смерть – таким запомнили советского поэта Семена Гудзенко братья по фронту, товарищи по перу и поклонники его творчества. Даже сегодня от его стихотворений веет свежим ароматом войны, ведь только поэт-фронтовик мог так искренне, жестко и ярко писать о боевых подвигах советских солдат:
Она ему ошибки и грехи,
все мелкие обиды и провинности
прощает за правдивые стихи.
И у меня есть тоже неизменная,
на карту не внесенная, одна,
суровая моя и откровенная,
далекая провинция – Война…
А началось всё в далеком 1922 году, когда в пятый день весны в киевской семье инженера и учительницы родился сын… Будучи школьником, посещал литературную студию Дворца пионеров.В 1939 уже юный талантливый поэт Семён Гудзенко переехал в Москву и поступил в Институт философии, литературы и истории. Однако начало Второй Мировой Войны прервало высшее образование поэта, и 17-летним парнем он в качестве добровольца очутился в самой гуще кровавых событий. Семён Гудзенко словно заранее знал, что ему суждено пройти школу жизни не на лекциях столичного института, а в ходе одной из самых жестоких войн человечества, которой посвящена большая часть его творческого наследия. «Мудрость приходит к человеку с плечами, натертыми винтовочным ремнем, с ногами, сбитыми в походах, с обмороженными руками, с обветренным лицом…» – писал он ещё до ухода на фронт.В 1942 году, будучи воином мотострелковой бригады особого назначения, Семён Гудзенко получил серьезное ранение в живот. «Упал. Больше всего боялся раны в живот. Пусть бы в руку, ногу, плечо…», - написал поэт дрожащей рукой в военных записках, которые были впервые опубликованы уже после его смерти. «У него пушкинское ранение», – сравнивали Семёна товарищи по перу с великим поэтом. Но гордый парень был не из тех, кто оступается от Родины и братьев по духу из-за пробитого пулей тела – лишь немного окрепнув, фронтовой поэт отправился в качестве журналиста «Комсомольской правды» на стойки разрушенного, но уже освобожденного от фашистов Сталинграда. Там он был удостоен первой военной награды – медали «За трудовую доблесть», которая, однако, не поставила точку в череде подвигов поэта-фронтовика. Работа в редакции газеты «Суворовский спуск» 3-его украинского фронта принесла Семёну Гудзенко не только новые поездки по военным дорогам Карпат и Венгрии, но и очередную награду – орден Красной Звезды. Даже после окончания страшной войны, он был готов в любую минуту снова броситься под пули во имя Родины:
Но если снова воевать…
Таков уже закон:
пускай меня пошлют опять
в стрелковый батальон.
Эта война запомнилась Семёну не только потерей близких друзей, бесчеловечностью жестоких сражений и ежеминутным рисом смерти. Именно на фронте под пером молодого поэта рождались бессмертные строки, пропитанные запахом крови и духом верности, трагизмом войны и романтикой советского героизма:
Снег минами изрыт вокруг
и почернел от пыли минной.
Разрыв – и умирает друг.
И, значит, смерть проходит мимо.
Многие по сей день записывают Семена Гудзенко в плеяду поэтов-невозвращенцев, гениальные произведения которых были опубликованы лишь посмертно. Вопреки этому мнению, Семену Гудзенко посчастливилось прочитать свои стихотворения не только в 7 личных сборниках, опубликованных в послевоенные годы, но и в антологиях по соседству с произведениями так и не вернувшихся с фронта поэтов Когана, Майорова, Кульчицкого, Уткина, Копштейна, Турочкина и многих других… именно этим поэтам Гудзенко посвятил свои строки:
Ну, а кто не вернется? Кому долюбить не придется?
Ну, а кто в сорок первом первою пулей сражен?
Зарыдает ровесница, мать на пороге забьется,-
у погодков моих ни стихов, ни покоя, ни жен.
В 1947 году в одном из деревушек под Киевом ученики местной школы организовали Сад Поэтов и музей «Строка, оборванная пулей» в честь фронтовых писателей. Деревом Семена Гудзенко в этом саду стал каштан – дерево благородное, красивое и по-хорошему упрямое.Умер Семён Гудзенко умер от старых ран, как и предрекал в своих стихах:
Мы не от старости умрем,-
от старых ран умрем.
Так разливай по кружкам ром,
трофейный рыжий ром!
Последствия контузии, полученной на фронте, медленно убивали его. По воспоминаниям Евгения Долматовского, последние месяцы жизни поэта — это «новый подвиг, который по праву можно поставить рядом с подвигом Николая Островского, Алексея Маресьева: прикованный к постели поэт, точно знающий о том, что недуг его смертелен, продолжал оставаться романтиком, солдатом и строителем…Последние стихотворения Семена Гудзенко были им продиктованы, потому что писать сам он уже не мог…» Владимир Высоцкий, играя Семена в спектакле «Павшие и живые» на Таганке, считал это огромной честью, а Евгений Евтушенко писал о Гудзенко: «Он был, пожалуй, самым красивым поэтом, которого я видел в живых: чернобровый, с брызжущими жизнью карими глазами. Не верилось, что такой человек может вот-вот умереть.» Однако, рано или поздно, люди уходят. Ушёл и поэт-фронтовик, стихи которого, прочитанные лишь однажды, навсегда остаются в сердце кровоточащей болью о погибших солдатах и жестокости войны. Только память о Семене Гудзенко будет жить столько, сколько наши соотечественники будут чтить и помнить героизм солдатов, положивших жизни за родину…
Источник: http://nsi-press.ru/2010/09/semyon-gudzenko-pushkin-vtoroj-mirovoj/
Thank you for the good writeup. It in truth used to be
ОтветитьУдалитьa enjoyment account it. Glance advanced to far delivered
agreeable from you! By the way, how could we
keep up a correspondence?
Feel free to visit my website: soccer jersey store nyc